On waves of memoirs

 

 

 

 

          К     У     Б     А

 

 

         C     U     B     A

 

 

             1968, 1970.

 

 

       В первый раз я попал на Кубу весной 1968 года на т/х «Николай Гоголь»,

на котором проходил практику. Привезли мы тогда оборудование, детское питание и разную там мелочь в Гавану (Havana).Но судно большое и груза было много. А так как мы попали в сезон дождей, то выгрузка затянулась на месяц.

              Стою, как-то, у трапа. Солнце припекает. Подходит кубинец и, показывая на тучу вдалеке, говорит,-Muchoaqua! То есть много воды, если дословно. А так, дождь сейчас будет. Я недоверчиво пожимаю плечами. И вот, через десять минут тропический ливень! А трюма-то открыты! Пока закрыли, дождь кончился. И так несколько раз на день. Потом мы уже верили докерам.

      

Вышли первый раз в город. Точнее, нас на катере  привезли на причал, судно  пару дней стояло на рейде. Но, как выйти в город, не знаем. Пытаемся по-английски спросить-все отварачиваются. Хотя после американцев прошло всего 9 лет, вряд ли забыли. Еле-еле выбрались. Потом-то я у тальмана, знавшего английский, научился понемногу разговаривать на испанском. И, к концу стоянки, уже мог чуть-чуть общаться на улице.

За месяц мы исходили Гавану вдоль и поперек. Особенно центр. В магазины заходить было нечего – действовала карточная система на все. Да она и сейчас действует. Огромные очереди  в столовые, да и в магазины, особенно в парфюмерию. Бывали пару раз в музее – кубинской копии Белого Дома. А так ходили в кино. Билеты были относительно недорогими. Пересмотрели всего Брюса Ли и все остальное.


      Один раз нас повели в оперный театр на балет. Балет был по истории Кубы. Кроме музыки сопровождался ещё и пением. Полная негритянка с мощным голосом пела весь спектакль.

         Но интересно было наблюдать за зрителями. Вот два эпизода. Антракт, смотрю на ближайшую ложу. Встает молодая женщина в бигудях, задирает юбку и подтягивает чулки. И идет дальше. Да, нужно добавить, что бигуди были на многих женщинах – они ими распрямляли волосы. А чулки тоже были в моде, несмотря на то, что средняя температура за год была около 25 градусов тепла. А вот поясов для чулок у женщин ещё не было, носили резинки, вот чулки и сползали. Второй эпизод. Сосед толкает меня и говорит, — Посмотри  направо. А там сидит толстая негритянка и четверо детей. И все спят. В театре лучше, наверное, чем дома – музыка играет и песни поют!

       Да ещё мне было удивительно – выкат на спине ниже талии и застежка бюстгальтера посредине.

       Ездили несколько раз на пляж Санта Маргарито.

Понравились остатки былой роскоши- раздевалки со шкафчиками для каждого и яма с водой для мытья ног, перед входом в раздевалку. У нас такого до сих пор нет.

       Видели на пляже, как двое кубинцев поймали осьминога. Небольшого – с метр длиной. Так они его начали бить о бетон. Били минут пятнадцать. Потом стали отрезать по кусочку и кушать. Тогда ещё можно было купить прохладительные напитки, что-то подобное Кока-коле, Сон назывался. Стоила бутылочка 5 сентаво, покупали и пили.

         Выгрузились и пошли на другую сторону Кубы в порт Гуаябаль (Guayabal).Там, сахаром сырцом, нас за 5 часов загрузили, и мы снялись на Одессу.

         В 1970 году  я был на Кубе на т/х «Дебальцево».

Я работал на нем четвертым помощником капитана. Пришли из Бремена с грузом суперфосфата в Матанзас(Matanzas),сорок километров на восток от Гаваны, и стали на рейде. А на причале, где нас должны были выгружать, стоит одесский теплоход «Моздок» и его пытаются выгрузить. А дело было в том, что при погрузке они попали под дождь и суперфосфат намок. А за две недели перехода он превратился в камень. И кубинцам пришлось использовать отбойные молотки, чтобы выгрузить судно.

         Взяли как-то деньги, выехали на катере в город. Но ничего купить не смогли ,даже прохладительный напитков или сигарет. Карточки нужны на всё. Пришлось все деньги вернуть.

         На рейде Матанзаса мы простояли две недели, но так ничего не дождались. Зато наелись рыбы и накупались вдоволь. У нас был такой ритуал. После 20.00 на корме выстраивались любители рыбалки с удочками. Рыбу тягали разную и очень много. Второй радист даже поймал морского окуня 27 кг весом. Пытались ловить акул, но они перекусывали снасти. В 23 часа токарь, как главный специалист, начинал готовить рыбу. Обычно приготовлялся огромный алюминиевый таз рыбы. И  в час ночи все желающие садились кушать рыбу.

На мотоботе ездили по окрестностям и купались. Ломали себе кораллы и ловили рапанов – огромные до полуметра ракушки. Самое трудное — это было достать моллюска из ракушки.

            Простояли две недели на рейде и нас направили в порт Мариель(Mariel),что западнее Гаваны. Там нас поставили к причалу, продержали двое суток и, не выгружая, выгнали. Направили в Фелтон   (Felton). Это поселок на  середине северной части Кубы, находится в бухте.

            Пришли, а там даже причала нет. Три группы свай и к ним надо швартоваться. Но там уже стоял какой-то теплоход. Еще дня четыре или пять мы ждали. Потом нас поставили к этим сваям и нашими же кранами и большой бадьей начали выгрузку. Еще с неделю выгружали.

           После зачистки и мытья трюмов, пошли на другую сторону Кубы в порт Гуаябаль.

Там нас за четыре часа засыпали сахаром-сырцом, и мы снялись на Союз.

 

 

 

     

 

    Т   У   А   П   С   Е

 

 

 

 

               1969, etc.

               В первый раз я попал в Туапсе весной 1969 года на т/х «Ейск».

Я работал на нем матросом. Дело в том, что в те, советские, времена, чтобы стать помощником капитана, после окончания мореходки, нужно было иметь определенный плаватель­ский стаж, т.е. ценз.

А я, в силу различных, объективных, причин, за время учебы, его набрать не смог. Вот и пришлось мне, после окон­чания училища, работать около года матросом. Вначале на т/х  «Фирюза»

, а затем на т/х «Ейск». И лишь летом 1969 года я стал помощником. Но это уже другая история.

             А тогда я с женой пошел в ресторан «Туапсе». И вот там, впервые, мы заказали куропатку. И были очень удивлены, когда нам поставили чашу с водой, для мытья рук, после птицы. Супруга тогда перепила и мне пришлось всю ночь за ней ухаживать.

Где-то в январе 1970 года я попал в Туапсе второй раз. Я уже был 4-м помощником капитана на т/х  «Дебальцево».


Мы зашли в Ту­апсе за топливом. Стояли на внутреннем рейде, бункеровались. Наутро надо сниматься в рейс. И вот, вечером, капитан Ефимов Ю. вызывает меня и с претензиями.

Почему не заверены  у капитана порта пустые бланки судовых журналов? А предстоял довольной длинный рейс. Можно было, конечно, заверить журналы судовой печатью, что я делал потом неоднократно. Но тогда капитан серьёзно на меня наехал. И, где-то в 23.00 я вызвал катер и поехал на берег. Пришел в портнадзор, с вопросом, что делать? Дежурный капитан портнадзора дал мне ад­рес капитана порта и вкратце разъяснил, как найти. Но дело в том, что я в городе-то и днем был всего один раз и ничего толком не знал. А тут ночь, темень, хоть глаз выколи. Но я пошел, а что делать?

           Спрашивал дорогу у случайных прохожих. Поднимался  на какую-то гору. И, около 2-х ночи, вышел к нужному дому. На удивление, в доме, в одной из комнат горел свет. Я постучал, меня впустил сам хозяин. Без лишних слов заверил все мои журналы и я, поблагодарив его, двинулся обратно. Опять в портнадзор. Прошу катер, чтобы добраться до судна. Дали лоцманский катер. Они доставили меня к борту, и я заплатил им 10 рублей (Большие деньги, по тем време­нам). Правда в рубке было темно и они не видели купюры.

Наутро мы снялись на Поти. Там взяли руду, и вышли в длинный рейс. Вернулись мы только в июне и опять таки в Туапсе.

        Так вот, при швартовке к причалу, к нам подошел лоцманский катер и пытался вызвать меня. Скорее всего, они посчитали, что я им сильно много заплатил, и пытались вернуть часть денег. Но я не стал обзываться.

А в тот день нас, всю команду очень долго шмонали таможенники. Дело было в том, что изменились нормы привоза тканей за то время, что нас не было в Союзе. Когда мы выходили в рейс, норма была 40 метров в рейс. Мы, естественно, в Бремене и набрали каждый по 40 метров гипюра. Пришли, а норма стала 5 метров в рейс. И договориться невозможно! Капитан даже звонил в Главное таможенное управление в Москву. Бесполезно. Всем, кто списывался, дали по 5 метров, остальное опечатали. А у тех, кто остался на судне, опечатали на судне. У большинства списавшихся, как и у меня, эти 35 метров пропали. Нужно было точно знать из какого порта ты выйдешь в следующий загранрейс, сделать в таможне того порта заявку и туда из Туапсе перешлют твою ткань. Маразм!

         Так вот, таможня в тот день была на судне вместо часа, почти пять часов.

 

  РОСТОВ–НА-ДОНУ

 

                1966,etc.

 

           Впервые в Ростов-на-Дону я попал по воздуху. Т.е. на самолете. Уж не помню, почему, но я решил на каникулах добраться домой, в Ейск самолетом. Ну, в те времена, билеты на самолет были не такие дорогие, как сейчас.

                       В общем, через Одессу, я прилетел в Ростов-на-Дону. А как добираться до ж.д. вокзала,не знал. В городе никогда не был. Пришлось брать такси. Ну, а таксист покатал меня по городу достаточно, да ещё взял дополнительно пассажира и его возил.

На ж. д. вокзале взял билет на Ейск и гуляю себе по вокзалу.

                 Вышел в город, прошелся.


Дошел до какого-то кинотеатра, там шел фильм с Челентано – «Серафино», один из первых его фильмов. Вернулся на вокзал, жду. Уже подходит время отправления, а поезда нет. И тут объявляют, что поезд Ростов-Новороссийк отправляется с пригородного вокзала. А я даже не знаю, где этот пригородный вокзал! Что делать? Иду в военную кассу, прошу помочь. Там мне дают билет на поезд Москва-Новороссийск. Так на станцию Сосыка (Старо-Минская) я приехал раньше, чем пришел мой поезд. Там у него отцепляли ейские вагоны, и они стояли в ожидании электрички ещё часа три.

Потом в Ростове я бывал много раз. А сейчас так в Ейск из Мариуполя можно попасть только через Ростов, так как с пропажей Союза, пропали и пассажирские суда на Ейск.

                    Тут можно немного разъяснить ситуацию, сложившуюся после  развала Союза. Дело в том, что очень много людей родом из Ейска и вообще из Кубани живёт в Мариуполе, Бердянске и Таганроге. Как я вспоминаю, в конце 50-х и начале 60-х годов прошлого века из Ейска на Таганрог и Мариуполь (тогда Жданов), ходил небольшой такой пассажирский теплоход «Юпитер». Потом его сменили речные пассажирские теплоходы ОМ 311 и ОМ 335.




Из Ейска до Жданова они шли четыре часа. Но, как я указал, были речные и в непростом Азовском море их страшно качало.

                Так как я, в силу своей основной профессии, видел много морей, то могу сказать, что Азовское море самое неприятное, в смысле качки. Оно мелкое, максимальная глубина в районе 13-15 метров, и, при сильном ветре, возникает так называемая «толкучка», когда непонятно, откуда идет волна. Например, в Черном море всё проще. При шторме идёшь на волну и многие проблемы снимаются. В Азовском это невозможно. А речным судам так тем более.

              После Омиков стали ходить «Кометы»,

на подводных крыльях. Это было вообще прекрасно! От Ейска до Жданова « Комета» шла 1  час 20 минут. И это даже при небольших штормах. При сильном шторме, понятно, они не ходили. Они ходили и в Ростов и Таганрог.

              После развала страны всё это порушилось. Неоднократные попытки договориться между Украиной и Россией ни к чему не привели. Я, работая в Мариупольском порту, все это наблюдал. В Мариуполе даже построили новый морской вокзал,

распланировав его так, что там были места для работы пограничников и таможни. Но тогда и до сих пор договориться не удалось. В морвокзале сейчас, кажется, отдел кадров порта.

           Вот и приходится людям ездить в Ейск и вообще на Кубань через Ростов. Что совсем не просто, например на автомобиле. До Ейска  450 километров, да ещё и  инспектора российского ГАИ (ГИБДД) расцетают, увидев украинские номера…

 

 

 

 

К   Е   Р   Ч   Ь

 

 

 

             1967,  etc.

 

 

 

 

                 Как стало известно позднее, из-за родственников за границей, мне долго не открывали визу, открыли только вначале 1968 года. А до этого, практики мне пришлось проходить в кабатаже. В 1966 году я был, вместе с другими невизированными, на п/х «Павлодар»

практикантом, т.е. без зарплаты. Нам начислялись только курсант­ские 6 рублей, да и то в училище. На судне, конечно, кормили. Но, в тот год практика была короткая – два месяца, ничего страшного. А вот в следующем,1967 году, предстояла длинная, полугодичная практика. И перспектива быть практикантом мне совсем не улыбалась.

               И я, вместе с двумя такими же невизированными курсантами, решил ехать в Керчь. Мы узнали, что там есть два порта морской и рыбный и посчитали, что куда-нибудь устроимся. Тем более что корочки матросов первого класса у нас были ещё с УПС «Товарищ», с 1965 года.

              По приезду, пошли в рыбный порт, все — таки у него судов поболее, чем в морском. Одну ночь переночевали на рынке, в гостинице «Колхозник», а потом отдел кадров рыбного порта направил на баржу в затон, пока оформляются документы и подбираются для нас суда.

             Сейчас затон – полномасштабный порт

для океанических рыбных судов с бетонными причалами, кранами и всей инфраструктурой. А тогда это был лишь вырытый котлован, заполненный водой. Наша баржа была пришвартована к земляному берегу, в кото­рый  был вбит железный штырь и к нему привязан швартовый конец. На берег была сброшена сходня (просто доска, без лееров). В куб­рике жил один человек, он ожидал визу на Дальний Восток, ну и нас трое. Прожили мы на барже дня три-четыре, пока нас не распреде­лили по судам.

Я попал на морской буксир «Ямал», а остальные на средний производственный рефрижератор, который забирал рыбу у сейнеров в море и возил её на рыбзавод. Более детально можно прочесть в опусе «Практика на м/б «Ямал».

              Керчь в том году я обходил всю, даже дальние поселки. А вот в поселке Аршинцево и порту Камыш-Бурун, я побывал уже в 1969 году, когда работал 2-м помощником на лихтере «Бея».

Мы тогда возили агломерат в Азовсталь. На знаменитой горе Митридат был несколько раз. 8-го мая 1967года наблюдал факельное шествие. Я всё видел из порта. Вначале все шли по городу, потом лента факелов поднялась к

Вечному огню и, по команде, рассыпалась по горе. Полыхала вся гора! А на утро,9-го Мая, уже с шести утра люди начали занимать места на горе. Где-то в 11.00 мы шли по улице Ленина, а гора гудела как огромный пчелиный рой. Люди отмечали День Победы. Ведь на то времяещё много было живых участников войны. У нас на буксире старпомом был бывший заключенный концлагеря, уж не помню какого.

            Зимой 1969 года та т/х «Ейск»

мы стояли на ремонте в СРЗ Керчи. А потом неоднократно на разных судах заходили в порт. И, естественно, гуляли по городу.

             В последний раз я был в Керчи весной 1975 года, когда ехал из Феодосии из больницы, в Жданов. Помню, ночью сел на маленький пассажирский теплоход, кажется «Карадаг»,

а утром уже был дома

 

 

           

 

         Я    Л    Т    А

 

 

               1965, etc.

 

 

 

          В Ялту я попал в начале лета 1965 года на УПС «Товарищ».


Стояли мы на рейде, на берег возили на мотоботе. Запомнились танцы в парке и драка после этих танцев. Местным ребятам очень не понравилось то, что такой большой десант курсантов высадился на берег. И, в районе гос­тиницы «Ореанда»,

началась драка наших  грузинов с местными. Но к нашим грузинам, которые были в форме, присоединились грузины с учебного судна «Горизонт», тоже зашедшего в Ялту. Они были постарше и в гражданской одежде. Запомнилось пару слу­чаев из этой драки. В нашей грузинской (батумской) группе бы­л один армянин. Так вот он у меня на глазах, с места прыгнул на шею противнику, который находился на расстоянии метров 4-х. А затем один из более старших грузинов ударил местного и тот поднялся в воздух и, пролетев метра три  упал за кустами. Что интересно, так этого армянина взяла милиция, но ме­стные девчата отбили его.

В следующие дни одна или две группы наших курсантов уже специально ходили в город «наводили поря­док». Возвращались с покореженными бляхами на ремнях.

   Знаменитый капитан УПС «Товарищ» Олег Ванденко

 

 Нака­нуне отхода из Ялты приехала милиция. Нас всех построили на главной палубе. Пытались найти «драчунов». Но все бесполезно. Все ведь в одной форме. С непривычки – все на одно лицо.

                   Ходили на пляж.


Для меня, выросшего на песчаных пляжах Азовского моря, было необычно- галька на пляже и лежаки и шезлонги. И ещё мы удивлялись, поднимаясь на судне в шесть утра – пляж, напротив  которого мы стояли, был уже заполнен.

В последующие годы, на разных судах, я неоднократно бывал в Ялте. Но особых приключений не было.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       БЕЙРУТ

 

 

 

 

       BEIRUT

 

 

 

 

          (Lebanon)

 

 

 

 

               1971,etc.

 

 

 

 

                 В Ливане я бывал, в своё время, неоднократно. В двух портах — Триполи и Бейруте. Из всех арабских стран, это была самая порядочная, по моему, страна. Чисто, все культурные, никто не пристает на улицах, как в Египте.


И так далее. В Бейруте был огромный базар. Мы его с удовольствием посещали. Ходили в кино, как в любой из западных стран. До определенного момента.

                Весной 1975 года мы стояли в Бейруте под выгрузкой.

А тут началась гражданская война. Кучи вооруженных людей на улицах. В основном пацаны  14-16 лет. Стрельба отовсюду. И полный беспредел.

              Явились и к нам. Старшему помощнику сунули в спину пистолет, и повели его к капитану. Стали требовать уоки-токи, т.е. рации. А у нас, отсталых, их ещё не было. Тогда они забрали бинокль и ушли. Мы вызвали агента и пожаловались в местную компартию. Выяснилось, что к  нам являлись пред­ставители партии БААС, социалисты, как бы. С которой СССР поддерживал хорошие отношения.

Компартия срочно направила к нам на борт постоян­ного дежурного – Али. Ему было около 50 лет. Вооруженный пистолетом. Мы ему выделили каюту, ну и кормили, конечно. Вот только общаться с ним было невозможно. Он знал араб­ский и французский, которых никто из нас не знал. Общались жестами. Но, если кто-то из вооруженной шантрапы появ­лялся возле нашего трапа, сразу же звали Али. Он выходил, пару слов и те исчезали.

            Тогда же к нам на борт приходили гости – коммунисты с женами и детьми. Жены наши-москвички, их мужья учились в Москве. А в Ливане работали инженерами и очень даже неплохо зарабатывали. Одна из жён говорила по-арабски. Рассказывала, что у неё квартира из 12 комнат, и она моет её из шланга. Также рассказала, как шла по базару, а женщины арабки начали её обсуждать и обзывать. Так она им выдала так, что они все разбежались. А другая рассказала, что когда началась стрельба, мужья схватили автоматы и  пошли в отделение компартии. Они же остались дома сами. Звоним в посольство. Говорим, что все соцстраны всех своих уже вывезли, остались только советские. Оттуда отвечают – ждите, не до вас. Через день звоним опять, — Мы сидим без воды и хлеба, а на улице стрельба. Отвечают, — Девочки, вы же знали, куда ехали, так что ждите. А дети кричат, — Мама, мы хотим в Москву.

А рядом стоящего т/х «Яша Гордиенко» обстреляли. На рубке остались следы от автоматной очереди. Нам же повезло больше. Недели через полторы стало немного спокойнее, нас за­кончили выгружать и мы ушли из Бейрута.

          Бинокль потом вернули. И на другом судне привезли его в пароходство.

                 Е Й С К – 9

 

 

                          или

 

 

               Первый велосипед

 

 
                       Было это в конце 50-х годов. Брату было 5-6 лет, он ещё не ходил в школу. Значит 1958-1959 годы.

         Так как он младший, то его, естественно, больше любили родители и больше ему потакали. Но я, ко всему этому, относился спокойно и ни на что не обижался. Такой уж, видно, характер. Но, эту любовь родителей к младшему сыну, я тогда использовал в своих, в основном, целях.

        Отец наш был каменщиком,


я об этом уже не раз упоминал. И, на тот момент, был ещё на «вольных» хлебах. То есть работал по частным заказам неофициально, не числах ни на каком предприятии. Они втроем строили новые дома и обкладывали старые, саманные, дома.




Очень часто заказчики приходили прямо к нам домой. И батя тут же, в уме, рассчитывал и говорил заказчику, какое количество кирпича тот должен приготовить, т.е. купить.

            Но вскоре их накрыл финотдел горисполкома. Они еле откупились и были вынуждены устроиться в комбинат бытового обслуживания.

            Но случилось немного позднее. А на момент моего рассказа, существовала подпольная биржа труда.


По выходным дням, батя шел на рынок (он тогда в Ейске был один) и, с такими же работягами,  «тусовался» в центре рынка,

ожидая заказчиков на свой труд. Под конец  «тусовки» они принимали  «на грудь» и расходились по домам. Тут будет нелишне напомнить, что большинство из них были фронтовиками, участниками недавно закончившейся ВОВ. И многие были инвалидами. У бати, до самой смерти, сидел осколок мины в паху, а дядя Ваня Аущенко, его коллега, сильно хромал, после ранения. И т.д. и т.п.  

            Особого присмотра за нами не было. Мы могли целый день околачиваться на лимане или на море. Домой возвращались, когда уж сильно хотели кушать.

           Я уже упоминал, что жили мы не багато. Игрушек так вообще не было. Не было и никаких велосипедов. А нам же хотелось!

           И вот, в тот день было воскресение, батя, естественно, на рынке. Говорю брату,- Сейчас пойдем к бате просить, чтобы он купил нам велосипед. Только ты, когда я тебя толкну, плачь. (А брат мог плакать по заказу) Тот согласился.

         Пришли к центру рынка, нашли батю. А он уже успел чуть принять и был веселым. Я начал просить его купить велосипед. Батя упирается, он к любой технике, до самой смерти, относился скептически. Толкаю брата, тот сразу в рев. Да так громко, слёзы, сопли ручьем, что всё начали оборачиваться.           

                      Ну, а куда бате было деваться? Согласился купить нам велик. Я

оставил брата с отцом, а сам пошёл в кино. Возвращаюсь через некоторое время домой, а там стоит подростковый велосипед.

Радости и счастью не было конца!

             И я ездил на нём до самого отъезда из Ейска в мореходку, летом 1964 года.

И уже после моего отъезда, родители купили у соседей подержанный взрослый велосипед, а подростковый продали.

 

 

 

 М  О  Л  Ь  Ф  Е  Т  Т  А

 

     M  O  L  F  E  T  T  A

 

                  Italy

 

                        1971,etc.

 

             В порту Мольфетта, как и в порту, рядом расположенном, но поболее, Бари, а бывал несколько раз.

             Тут необходимо небольшое лирическое отступление. В те, уже давние времена, моряки жили за счёт так называемой отоварки. То есть за границей покупались вещи, ткани, посуда, ковры, а у нас все это, естественно, с наценкой продавалось. Но покупать товар в  нормальных магазинах мы не могли. Так  как полу­чали очень мало, а цены были для нас очень большими.

У меня, 3-го помощника, например, ставка была 140рублей. Валюта нам полага­лась 22,5%  от ставки, если ты полный месяц в рейсе, после закры­тия границы. День отхода и прихода считался как один день, для на­числения валюты. Получалось 01,05 инвалютных рублей в день. Из порта Азовского моря до той же Мольфетты около шести дней ходу. Ну и капитан мог накинуть дня три, максимум четыре, на стоянку. Вперед денег не давали. Итого 10 дней. То есть 10.50 рублей. А курс валют тогда был 1000лир -1р.44коп.Т.е. я получал всего 7.3 тысячи лир. Чайный сервиз в «наших» магазинах стоил 2000,кофейный -1500.Пакет, популярного тогда, мохера -200,300 лир. Прокатиться на гондоле в Венеции – от 2 до 3 тысяч лир. То есть разогнаться было невозможно. Считали каждую копейку. Ни о каких такси речи быть не могло. Только пешком или на обществен­ном транспорте, который в Италии развит плоховато.  Хорошо было тем, у которых был депонент, остаток инвалюты  из преды­дущих рейсов, но на этом же судне. Тогда в портах, где можно было хорошо отовариться, они забирали все. А отоваривались мы в магазинах, которые специализировались на советском контингенте. Хозяева этих магазинов ездили на фабрики и покупали брако­ванные партии.

А в Италии, тогда, был довольно строгий контроль за качеством. Если обнаруживалось, кажется,6% брака или даже меньше, то браковалась вся партия. Вот такие партии, за мини­мальную цену и покупали хозяева «наших» магазинов. Изымали явный брак, немного накручивали, остальное продавали нам. Но, обычно, как только они становились на ноги, то переходили на своих, более богатых покупателей. Но портов, где можно было хо­рошо отвариться было мало. Венеция, Генуя, Савона и, с некоторых пор, Мольфетта.

                   Мольфетта – небольшой город и, соответственно, порт. В порту длинный мол, Сан Мишель и не­сколько причалов вдоль него. Никаких кранов тогда не было. Выгружали своими стрелами или кранами.

Вышли мы в город. И куда идти? Да в супермар­кет, конечно. А тогда в Италии было три сети супермаркетов –Standa,Upim & Coin. В Мольфетте была Standa. И мы направились туда. В этих супермаркетах все, продукты и вещи, были дешевле, чем везде. Вдруг, возле входа к нам подходит немолодой мужчина и обра­щается к нам на русском языке, без малейшего ак­цента. Разговорились. Зовут Иван Николаевичем. Но он итальянец. Пригласил нас в свой магазин автозапчастей, которых был напро­тив Станды. Говорит, что вот жена занимается товаром, который вам надо. Тут снова нужно лирическое отступление.

                  Так как мы, потом, много раз общались с Иваном Николае­вичем и его женой Валентиной Ивановной, то узнали и их непро­стую историю.

                  В середине тридцатых годов Иван Николаевич, приехавший с родителями в начале 20-х в СССР из Италии, был главным бухгалтером управления шахт в Донбассе. Когда начали вы­селять иностранцев, его трижды вычеркивал из списков Ворошилов. Но на четвертый раз они вдвоем оказались в Италии. Не зная нормально языка! В фашистской стране! Перебивались случайными заработками до тех пор, пока он не победил в конкурсе на главного бухгалтера муниципалитета. Потом уж они не бедствовали. На момент нашего знакомства, у них было два магазина и прачечная. Иван Николаевич был уже на пенсии.

                 Незадолго до нашего прихода в Мольфетту, на них также случайно вышли моряки нашего судна «Александр Довженко».

Там был ушлый помполит-одессит и капитан-грузин. Они рассказали Валентине Ивановне об этом бизнесе. Она взяли их и на машине они объездили несколько фабрик, где она закупила бракованные партии товара. Сначала она работала в магазине мужа, а потом сняла, невда­леке, помещение уже под свой магазин.

              После её смерти, а муж умер раньше, магазином стал зани­маться их сын. Но нашему КГБ не понравились его крайне правые взгляды и морякам было запрещено покупать что-либо у него. Но это было уже много позже окончания моей плавательской карьеры.

              Ну и о том случае, что я упомянул, когда  описывал Сочи. В один из приходов в Мольфетту часть команды и я, в том числе решили съездить в Бари. А это недалеко. Я получил деньги и в спешке раздал их всем, кто решил ехать.

             Съездили, погуляли по Бари и вернулись назад. А я решил проверить кассу. И у меня не хватает довольно большой суммы в лирах. А в те, советские времена, за нарушение финансовой дисциплины, штрафовали в размере 100% от суммы недостачи. Я прикинул, мне пришлось бы год работать бесплатно. Если бы совсем не за­крыли визу. Я, кому-то, вместо несколько купюр в 5000,выдал купюры в 50000 лир.

             Доложил капитану Жукову, а он как-то спокойно к этому отнесся. И я начал анализировать. А помогал мне начальник рации Ваня Матвеев. Он потом погиб на т/х «Комсомолец Калмыкии» 31 декабря 1974 года. И я пришел к выводу, что я мог передать только двум из команды – машинисту Юозасу или капитану Жукову. Я не стал ни от кого это скрывать, зная человеческую натуру. Вскоре вся команда об этом знала, и капитан в том числе. Машинист сразу же подошел ко мне и сказал, что он получил столько, сколько было нужно и что это можно проверить по его покупкам. Иллюминатор из моей каюты выходил на главную палубу и был всё время от­крыт, т.к. было лето.

               На третий день рано утром, я обнаружил на иллюмина­торе большую часть недостающих денег, свернутых в трубочку. Капитан мне ничего не говорил, хоть я и до сих пор уверен, что это именно ему я передал огромную сумму денег.

 

 

 

    М  А  С  Л  Е  Н  И  Ц  А

 

     M  A  S  L  E  N  I  C  A

 

       (Yugoslavia, Croatia)

         В те, давние времена, это была Югославия, а сейчас это Хорватия. Масленица – это, в общем-то, был небольшой поселок. И там жили люди, работавшие на добыче бокситов. Бокситы – это руда, содержащая алюминий. В Масленице она красного цвета. А вот в Турции в порту Гулюк цвет руды очень светлый, там содержание алюминия побольше.

       В Масленице я бывал много раз. А вот в Риеке, ещё одном порту Хорватии, так раза три. Ну, Риека – это большой город, мы там даже что-то покупали. В Риеку попасть намного проще, чем в Масленицу.

       В Масленицу нужно довольно долго идти по Велебитскому проливу. А Велебитский пролив – это довольно опасная узкость. Справа и слева гористая местность, получается что-то вроде трубы. И, при сильном северном ветре, страшно опасно идти по этому проливу. На моей памяти, там давал «SOS» п/х «Василий Головнин» и тонул т/х «Павел Постышев». Но, тогда всё окончилось хорошо, никто не погиб. После Велебитского пролива следует ещё более узкий и опасный пролив и далее сама бухта.

       Заходим в бухту и, если место свободное, становимся к сваям у транспортера. А если кто-то стоит, то становимся на якорь в бухте. В Масленице всё сделано как можно проще. Из карьера идет транспортерная лента,  переходящая в телескопическую трубу, опускающуюся в трюм. Для нормальной и равномерной поргузки, судну надо самому, на швартовых двигаться вдоль, вперед-назад. Это огромная нагрузка на грузового помощника. А тогда погрузкой-выгрузкой занимался второй помощник. Сейчас, насколько я знаю, старпом, а на многих, особенно иностранных судах, так сам капитан.  Ему нужно заранее рассчитать, сколько надо загрузить в данный трюм, чтобы не поломать пароход. Да и команде необходимо быть в постоянной готовности к авралу.

            Как-то мы стояли на рейде, в бухте, в ожидании освобождения причала. Я был на вахте, на мостике. Вдруг поднялся сильный северный ветер. Я, по отправным точкам все время контролировал место судна. И вот вижу, что нас, ветром, потихоньку двигает назад. Якорь не держит. Доложил капитану. Включили двигатель, сделали расчет и отдали ещё один якорь. На двух якорях уже не двигались.

 

 

 

 

 

 

 

       В  Е  Н  Е  Ц  И  Я

 

       VE   N  E   C I  A

 

                       В самой Венеции есть порт, но там я не бывал ни разу.Там,насколько я знаю, грузились рефрижераторные суда. А все остальные суда  обрабатываются в порту Маргера, который расположен немного дальше по каналу. К порту Маргера примы­кает город Местре.

Обычно мы стояли на молу  в порту Маргера. И оттуда, пешком, шли к мосту Кавалькавия. Шли около часа, это довольно далеко. На мосту садились на автобус и через полчаса выходили в Венеции на площади Рима(PiazzadiRoma).А оттуда опять таки пешком шли через всю Венецию. Шли к знамени­тому мосту Риальто. А сразу за ним был магазинчик,хозяина звали Паоло, где мы и отоваривались потом, нагруженные вещами шли назад.

Несколько позднее, когда появился конкурент (он открыл ма­газин под мостом Кавалькавия), хозяева стали доставлять то­вар прямо на судно. Тогда стало полегче. А надо было тянуть че­тыре сервиза и ещё всего по чуть-чуть через всю Венецию и от моста до судна.

                     Если стояли долго, то в следующие дни ходили по Венеции как туристы. Естественно посещали площадь Святого Марка, дворец Дожей, там музей, собор и т.п.

В Венеции я бывал около 20 раз, так что знаю город неплохо.

          Как я уже где-то упоминал, в советские времена нас увольняли, обычно, группами. И кто-то из офицеров назначался старшим группы и нес за всех ответственность. Группы составлял помполит по своему разумению. Обычно какие-то просьбы не удов­летворялись. Например, я просил, неоднократно, не давать мне в группу женщин, потому что с ним куча проблем. Купит что-то, потом ей не нравится, приходится возвращаться и т.п.

Помню, как-то, кажется на п./х «Липецк»

мне дали в группу буфетчицу Таисию Ивановну Мироненко. Ей тогда было лет 45. Ходим по Венеции. А я всех предупредил, чтобы без меня никуда не ходили, так как никто языка не знает. А там даже по-английски обращаться было бесполезно – не понимают или делают вид, что не понимают. А вот, если даже с малым знанием итальянского что-то спрашиваешь, то будут долго рассказывать и показывать. А я, к тому времени мог уже общаться по-итальянски.

                   И вот идем уже обратно, по направлению к площади Рима. И вдруг, где-то посередине пути, обнаруживаю отсутствие буфетчицы. Возвращаемся назад, ищем по магазинам, барам. Нашли её в каком-то довольно большом баре. Она стоит и по-русски пыта­ется что-то выяснить. Вокруг куча людей и все смеются. Я изви­нился и с трудом её забрал оттуда – не хотела уходить. И таких случаев было достаточно.

                  Вот вспомнил свое первое попадание в Италию. Я ещё был матросом на т/х «Фирюза»

осенью 1968 года. Мы вышли в Местре.

Погуляли по базару, что-то купили. И нам захотелось в туалет. А как спросить никто не знает. По-английски никто не понимает. Говоришь туалет, показывают на парикмахерскую. Ходили, ходили, пока я не подошел к полицейскому и начал спрашивать у него, сопровождая жестами. И до него дошло! Кабинетти? — спрашивает. Тогда и я понял, что кабинетти  это туалет по-итальянски. Да,да, — отвечаю. Он сказал, что недалеко есть бар и в нем спросите туалет. Идем в бар. Кабинетти?-спрашиваю. Бармен показывает куда идти. Вот так я начал учить итальянский язык.